Философия фотографии:
обзор легендарных книг

Литературы по фотографии очень много: практические руководства, справочники, исторические труды. В этом разнородном книжном массиве особенно выделяются те произведения, которые посвящены не истории или теории, а философии фотографии.

Вальтер Беньямин: «Краткая история фотографии», «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости»

Вальтер Беньямин одним из первых обратил свой критический взор в сторону фотографии. Наиболее тревожащим свойством нового медиума философ считает даже не тавтологичные по своей природе взаимоотношения между снимком и натурой, а возведенную в принцип репродуцируемость фотоизображений, которая ставит под сомнение актуальность привычных категорий оценки художественного произведения.

Слова «подлинность», «оригинальность» в эпоху технической воспроизводимости предметов искусства обращаются в пустой звук. Фотография хоронит рукотворное искусство, делая его очевидно не нужным.

Вальтер Беньямин: «С появлением различных методов технической репродукции произведения искусства его экспозиционные возможности выросли в таком огромном объеме, что количественный сдвиг в балансе его полюсов переходит, как в первобытную эпоху, в качественное изменение его природы».

Вывод, к которому приходит Беньямин, прост: самим фактом своего появления на свет фотография, а позже и кино ознаменовали начало новой эры в истории искусства.

Сьюзен Зонтаг: «О фотографии», «Смотрим на чужие страдания»

Фото: Анни Лейбовиц

New York Times Co./Archive Photos/Getty/courtesy of HBO	Фото: Анни Лейбовиц

Пожалуй, самая знаменитая книга Зонтаг — «О фотографии» — представляет собой сборник эссе, исследующих различные аспекты взаимоотношений человека и фотоизображения.

По Зонтаг сегодняшнее повальное увлечение фотографией является прямым следствием потребительского отношения к реальности.

Сьюзен Зонтаг: «Желание подтвердить реальность и расширить опыт с помощью фотографии — это эстетическое потребительство, которым сегодня заражены все. <...> Острая потребность в красоте, нежелание исследовать то, что под поверхностью, упоение телесным миром — все эти составляющие эротического чувства проявляются в удовольствии, которое мы получаем от фотографии».

При этом, будучи мощным инструментом абстрагирования, фотоаппарат как бы ограждает того, кто снимает от окружающего мира невидимой стеной. Он превращает некогда активного участника действий в хронического вуайериста, чья жажда увидеть больше в купе с изрядным уровнем безразличия к происходящему уравнивает значение всех событий. Разнородные и разновеликие предметы и явления камера чешет под одну гребенку.

Через несколько десятилетий после выхода «О фотографии» Зонтаг вернулась к теме «уравнительства» в мире фотоизображений. В эссе «Смотрим на чужие страдания» она рассматривает способность фотографии превращать в «ежевечернюю банальность» самые дикие, кровавые происшествия. И задается вопросом, какую роль подобные снимки, эти молчаливые свидетели жестокости, играют в современном мире.

Ролан Барт: Camera lucida

Roland Barthes in 1978. Photograph: Sophie Bassouls/Sygma/Corbis

Roland Barthes chez lui, février 1975. © Graeme-Baker/Sipa/Arte	Roland Barthes ©Jerry Bauer

В книге Camera lucida Барт предпринимает попытку создать некую систему «мер и весов» — универсальную «линейку», с помощью которой можно было бы решить вопрос классификации и систематизации фотоизображений. При этом в качестве основы для своих изысканий, за неимением лучшего, он выбирает собственный фотоопыт.

Барт признается, что часто бывает в роли зрителя, иногда — в роли модели, и почти никогда — фотографа. Поэтому он концентрируется на том, что ему ближе:

Ролан Барт: «В моем распоряжении остались только два типа опыта: опыт разглядываемого субъекта и опыт субъекта разглядывающего. «В плане воображения Фотография <...> представляет то довольно быстротечное мгновение, когда я, по правде говоря, не являюсь ни субъектом, ни объектом, точнее, я являюсь субъектом, который чувствует себя превращающимся в объект: в такие моменты я переживаю микроопыт смерти».

На страницах Camera lucida сентиментальные зарисовки фотовпечатлений автора соперничают с его же тягой к упорядоченности, эмоционально насыщенные образы подвергаются рациональному анализу. Результатом такого противоборства становится ряд остроумных наблюдений о времени, памяти и смерти.

Ролан Барт: «В плане воображения Фотография <...> представляет то довольно быстротечное мгновение, когда я, по правде говоря, не являюсь ни субъектом, ни объектом, точнее, я являюсь субъектом, который чувствует себя превращающимся в объект: в такие моменты я переживаю микроопыт смерти».

Вилем Флюссер: «За философию фотографии»

Название труда Вилема Флюссера не случайно звучит как предвыборный лозунг. Флюссер абсолютно уверен в необходимости философской дискуссии на тему «фотография», поскольку изобретение «технического образа» знаменует собой коренной перелом в развитии человеческой культуры, значимость которого можно сравнить лишь с созданием линейной письменности во втором тысячелетии до нашей эры.

По Флюссеру, сегодня человечество, продуцируя в огромном количестве технические образы, достигает предела отчуждения от конкретного (жизненного) мира.

Вилем Флюссер: «С точки зрения онтологии традиционные образы — это абстракции первой степени, поскольку они абстрагированы из конкретного мира, тогда как технические образы — абстракции третьей степени: они абстрагируются от текста, который сам абстрагирован от традиционных образов, а они, в свою очередь, абстрагированы от конкретного мира».

При этом Флюссера, в отличие от большинства его коллег, вовсе не интересует фотография как искусство. Он не ищет новые критерии художественности и не рассуждает на тему того, чем техническое искусство принципиально отличается от своих старших собратьев.

Философа занимает место фотографии в системе коммуникации. Иначе говоря, Флюссер изучает то, как фотообраз воздействует на сознание создающих, транслирующих и воспринимающих его людей.

Жан Бодрийяр: «Фотография, или Письмо света»

Фото: Sandro Scalia

Развивая идеи Барта и Зонтаг, даже пользуясь бартовской терминологией, Бодрийяр, тем не менее, оспаривает некоторые положения теории своих коллег. Фотографический акт, по Бодрийяру, представляет собой поединок, результат которого непредсказуем. Фотография может нанести удар по объекту, — соглашается он с Бартом, — но также и вернуть объект.

Жан Бодрийяр: «Сила изображения может быть только в том случае восстановлена, если попытаться освободить изображение от реальности».

Основная помеха на пути освобождения изображения — это «реалистические» фотографы, стремящиеся запечатлеть реальность «как она есть». Впрочем, фотографии по силам преодолеть эту вредную тенденцию, считает Бодрийяр.

А вот из-за чего действительно стоит переживать, так это из-за самой реальности:

«Быть может, нет ничего удивительного в том, что фотография развивалась как род технологического посредника в индустриальную эру, когда реальность начала свое движение к исчезновению. Быть может даже, исчезающая реальность запустила в обращение эту техническую форму. Реальность обнаружила способ мутирования в изображение. Это ставит под вопрос наше упрощенное объяснение рождения технологии и появления современного мира. Быть может, технологии и media вовсе не являются причиной скандального тезиса: исчезновение реальности. Наоборот, возможно, что все наши технологии (со всеми ее пагубными последствиями) появляются из постепенного затухания (экстинкции) реальности».