Вадим Гиппенрейтер:
«Чтобы хорошо снять пейзаж, в нем надо жить»

Вадим Евгеньевич Гиппенрейтер — самый выдающийся пейзажный фотограф России, автор 36 книг и альбомов, путешественник, альпинист, охотник, мастер спорта и первый чемпион СССР по горным лыжам. Человек, решивший сохранить для потомков красоту и величие нашей страны, снимает преимущественно не тронутую человеческой рукой природу и сохранившиеся памятники архитектуры.

— Правда ли, что вы начали снимать еще в раннем детстве? В вашей семье в те годы была традиция фотографировать друзей и близких?

— Среди моих многочисленных родственников умение фотографировать было совершенно естественным делом. Фотоаппарат был в каждом доме — из красного дерева, с мехом-гармошкой, хромированными или медными деталями, он был уместен в любом интерьере. Такую вещь приятно взять в руки. Штативы тоже были деревянными. Снимали на стеклянные пластинки. Знали техническое устройство до мелочей. Такие названия, как Dagor, Tessar, Kompur, Dogmar, были на слуху. Фотографировали по любому поводу — пришли гости, ледоход на реке начался, дерево зацвело. Конечно же, я не мог остаться в стороне — с самого раннего возраста помогал проявлять и печатать фотографии.

В тридцатых годах появились малоформатные дальномерные камеры. Тогда я и стал обладателем моей первой «лейки». Что-то стало более удобным, но что-то и усложнилось, утратилась непосредственная связь с тем, что фотографируешь. Я и сейчас, бывает, снимаю деревянными камерами.

— Остались ли у вас детские фотографии, снимки родственников и близких начала прошлого века?

— Да, и довольно много. У меня есть даже фото отца, офицера царской армии, погибшего в 1917 году. Чудом сохранилось. Есть фотографии мамы, деда и бабушки, других родственников.

— Как вы думаете, что важнее: документальная функция фотографии или ее художественная составляющая? Может быть, такое разделение некорректно?

— Фотография скована своей документальностью; превратить ее в какую-то условность, в искусство очень сложно. Это лист бумаги, на который уложены реальные объекты, превращенные в какую-то условную форму. Задача фотографии — оформить плоскость. То есть она должна быть построена по общим для изобразительного искусства законам. В каком-то смысле фотография может стать произведением искусства, если она сделана талантливо. Но ее нельзя ставить рядом с графикой, живописью или гравюрой. Это разные вещи, и им присущи разные закономерности.

— Чем же отличается такое произведение искусства от просто фотографии?

— Когда перед тобой подлинное произведение искусства, то с тобой что-то происходит. Настоящее произведение искусства меняет человека, увидеть его — то же самое, что получить новый жизненный опыт. В голове все перестраивается.

— Снимая природу и памятники архитектуры, вы создаете уникальный исторический фотоархив. Это осознанно?

— Я вообще не занимаюсь фотографией отдельно. Всегда делаю книгу, независимо от того, будет она издана, или нет. Сначала я нахожу место, которое меня интересует, тревожит, вызывает особое отношение. Это может быть старинный город, природа или просто вид с одной-единственной точки — с обрыва на Волгу, например. На любой объект я смотрю с точки зрения будущего альбома.

— Вы много занимались горными лыжами и альпинизмом. Камера всегда была при вас?

— Я занимался не только этими видами спорта. Постоянно участвовал в туристических походах, путешествовал по рекам и озерам. Много времени отдавал охоте. Из каждого похода обязательно привозил фотографии. Охотник во мне сохранился на всю жизнь. Вот только характер охоты изменился — поиск зверя превратился в поиск места, кадра, состояния природы, поиск самого себя...

— С какого года вы занимаетесь фотографией профессионально? Когда увлечение стало приносить доход?

— С 1948 года. После окончания института я стал снимать спортивные репортажи. А потом познакомился с художественным редактором газеты «Известия» Волчеком. С поездки на Север я привез массу черно-белых фотографий — охотники, старики, болота, костры, избы. Он едва взглянул на них, сразу все понял и предложил составить из этих снимков ближайшую экспозицию «Окон Известий», то есть выставить фотографии в витринах.

Было напечатано несколько таких «окон». И я впервые получил хорошие деньги. Волчек советовал: «Снимай, как снимаешь. Ни на кого не обращай внимания и постарайся ни на кого не быть похожим». После «Известий» мои фотоочерки стали публиковаться в журналах «Смена», «Огонек», «Вокруг света». Так фотография стала работой.

— Есть ли у вас любимое место для фотосъемки? Может быть, их несколько? Влияет ли время года на выбор места?

— Чтобы хорошо прочувствовать пейзаж, в нем надо какое-то время жить.

Я каждый раз пытаюсь представить себе, как бы выглядел этот пейзаж, если бы пошел дождь, изменилось время года или цвет неба. Фотография все эти возможные изменения может адекватно передать. Пейзаж — в первую очередь взаимосвязь твоего внутреннего состояния и состояния природы. Оно может быть интересным, а может — безразличным. Когда я снимаю на природе, то ставлю палатку, около которой круглые сутки горит костер и ухожу в разные стороны, пока не найду что-то интересное.

Я дважды был на Байкале и не снял ни одного кадра. Байкал — объект очень интересный и сложный. Чтобы снять его как следует, там надо жить. А в этих коротких поездках я увидел только пустое небо и выгоревшие склоны. Природа сама по себе, во всех своих проявлениях, во все времена года невероятно активна. Это всегда перемены, которые приходят то легко, солнечно, то снегопадами, метелями. Самая сложная задача — уйти от натурализма. Использую светофильтры, различные расстояния, построение кадра.

Я снимаю только то, что мне интересно. На Камчатку я ездил сорок пять лет! Сделал несколько альбомов: извержения вулканов, пейзажи, звери, птицы... Жизнь вулкана — это история Земли.

— Есть ли у вас любимая камера?

— Все мои задачи решают три основных объектива, а также фотопленка, с которой я уже знаком, и деревянная камера. Сегодня технология изготовления пленки настолько совершенна, что по возможностям она приближается к оптике. Камера большого формата 13×8 имеет все уклоны, можно увидеть качество поверхности, есть возможность перспективных исправлений, введения в резкость отдельных планов — в обычных узкоформатных камерах этого нет. Возможности расширяются. Начинаешь заниматься действительно фотографией.

— Какую технику вы предпочитаете брать с собой в поездки?

— Излишнее количество объективов, камер и фотоматериалов, конечно, усложняет работу, отвлекает возможностью многих вариантов. В походных условиях важен каждый грамм. Лишняя техника связывает тебя физически. Поэтому стараюсь подбирать легкие модели.

— Вы согласны с тем, что одно и то же место можно снять сотню раз, показав его по-новому?

— Вот попробуйте посадить пять художников, чтоб они нарисовали портрет одного и того же человека. Получится пять разных портретов, и каждый из них — автопортрет самого художника. Его отношение, его решение. Так же и с фотографией.

Человек видит мир стереоскопично. Ближний предмет более выпуклый, дальние — более плоские. Мои фотографии всегда чем-то замыкаются — отдаленной горной вершиной или тяжелым небом, опять-таки создающим плоскость. Я всегда слежу за тем, чтобы была какая-то ограниченная территория для переднего и заднего плана. Фотография не должна идти в бесконечность.

— Чем для вас является фотография?

— Фотография — это не искусство. Это констатация факта. Художник создает свои объекты, фотограф — фиксирует существующие. Единственное, чем можно как-то оживить фотографию — это своим собственным к ней отношением.

В 2010 году издательство АСТ выпустило книгу-альбом В. Е. Гиппенрейтера «Моя Россия»,

в которую вошли удивительные фотографии и лучшие тексты мастера — размышления об искусстве, очерки, воспоминания.

Многие снимки и рассказы, созданные за последние полвека, опубликованы впервые.