Виктор Бутра:
о творческой фотографии с внутренним фильтром

Виктор Александрович Бутра — известный и один из наиболее интересных белорусских фотографов, член Народного фотоклуба "Минск«.Участник многочисленных фотографических салонов и выставок, он живет и работает в столице Белоруссии.

Между тем, творчество Виктора Бутры можно назвать практически неизученным, а вклад в развитие мирового фотоискусства — еще совсем не оцененным.

Фотограф Виктор Бутра. Автор фото: Сергей Михаленко

Виктор Бутра родился в 1944 году. Разноплановость, склонность к репортажу, сочувствие к персонажам и тонкая отстраненность автора от фиксируемых событий — вот какие характеристики чаще всего можно услышать о его творчестве. Образы Бутры метафоричны и документальны одновременно.

С фотографией Виктор познакомился еще в школьные годы: готовил стенды о событиях из жизни школы, о соревнованиях. Снимал «Зорким-3С», «Сменой», научился проявлять и печатать.

— Потом, когда я принес домой готовые снимки, мне задали вопрос, что подарить на день рождения: часы или фотоаппарат. Я попросил фотоаппарат. Так в 1958-м у меня появилась «Смена-2», — рассказывал Виктор в одном из своих интервью.

Уже в те годы на него произвело впечатление творчество Гунара Бинде, а именно, по словам фотографа, «деликатное отношение к тому, что он снимает и кого снимает».

— Фотография всегда оставалась лишь увлечением. Но эпизод, который перевернул мое представление о ней, я помню до сих пор, — рассказывает Виктор. — Как-то договорились мы встретиться с Н. Кортиным, уже студентом Рижского политеха. Встречаемся, а он говорит: «Мне еще надо кое-что сделать в корпусе, я управлюсь за полчасика. А ты полистай пока...» И принес с полки два или три номера чешской «Фотографии». С момента, как я открыл эти журналы, у меня в голове что-то перевернулось, что-то там произошло... Всё настолько перекрутилось, завязалось... Когда Кортин вернулся, я не мог оторваться от них. И когда мы вышли на улицы Старой Риги, мне всё вокруг показалось совершенно иным. Я уже смотрел на мир сквозь призму тех фотографий. Это произошло за 20–30 минут.

Его работы не случайно такие философские, всё идет от понимания автором фотографии:

— Если нажать на кнопку затвора на несколько секунд раньше или позже, ты можешь вложить в снимок свое отношение к событию. Можешь подчеркнуть, что тебя удивило или взволновало.

По мнению Виктора, особенность творческой фотографии заключена в возможности «сказать что-то свое». «Это было очень характерно для прибалтов. Там каждый старался найти индивидуальную тему или технику обработки, манеру подачи. И действительно, авторы были узнаваемы. „Старики“ вам и сегодня скажут, где Бутырин, а где Браунс, Ракаускас, Пуриньш, Глейзд...» — отмечает он.

Виктор не ушел в профессиональную фотографию по нескольким причинам. Во-первых, не считал себя кем-то выдающимся в этой области. Во-вторых, чувствовал неловкость перед родителями, которые ему помогали. А учился он на лечебном факультете.

— Но так сложилось: еще в Риге я узнал о возможностях человеческого организма столько, что потом подготовка, которую давал мединститут, меня уже не устраивала, — вспоминает Виктор. — Как можно надеяться только на лекарства и мастерство медиков?! Где душа и дух больного? И любопытно, что подспорьем в этом могла быть Библия. У меня сложилось мнение, что это просто доступный каждому «справочник психотерапевта». Если не хочешь приносить неудобства окружающим и усложнять жизнь себе, живи по этим правилам. Считаю, что болезнь — повод задуматься, что и когда ты сделал не так. Вот поэтому я и не стал лечебником. При распределении был момент, когда я уже готовился отказаться от диплома, пойти ремонтником в радиоателье, уйти в спорт или фотографию. И тут вижу, по коридору идет наш преподаватель, умница и любимец студентов, Константин Константинович Иванов, вел у нашей группы патологическую анатомию:

— Ну, милай (его обычное обращение), как дела? Куда тебя?

— Да вот, диплом, наверное, положу на стол.

— Да брось ты! Ты когда-нибудь о патанатомии думал?

— Не думал, очень сложно. Я еле на 3 балла сдал. Это неподъемно.

— А ты подумай. Нам нужны толковые. Есть места, в Глубоком есть. Это головой работать надо! Не руками-ногами. Тут голова нужна.

Я подумал: а почему бы и нет? Рядом с таким человеком оказаться — почел бы за честь! И когда меня в очередной раз позвали на комиссию и спросили: «Ну так что?», ответил, что патологоанатомом согласен куда угодно. Вот такой ход был. В результате распределили в Глубокое, и я поехал туда, — говорит Виктор.

В это время Виктор тоже постоянно снимал.

Особое место в его творчестве занимает фотография 1972 года «Неблагоприятный исход» — снимок девочки, которой оперировали врожденный порок сердца.

— Я вскрывал ее с группой студентов и врачей, — рассказывает Виктор. — Все ряды амфитеатра были заполнены медиками. И вот мы вечером легли спать в общежитии, было уже ближе к 11 ночи, и я думаю: а вдруг она там лежит... И картинка встала перед глазами, что надо снимать с верхней точки и это будет выглядеть вот так. Я взял технику и отправился ночью в корпус.

Прихожу — тишина, чернота. Включил свет — лежит. Я забираюсь повыше и смотрю — да, такая картинка и получается, как представлял. Прижал фотоаппарат к чему-то. Длинная выдержка. Потом спустился вниз и думаю — на всякий случай еще с нижней точки. Секционный стол и тело.

Меня колотило просто. Сейчас тоже близкое к этому состояние, но там... Постоянное ощущение мороза по коже вдоль позвоночника и дрожь... От понимания: я снимаю нечто такое, что люди не снимают и не могут снимать... Cкорее всего.

Работа впервые была показана «с рук» Зиновием Шегельманом, кажется, на выставке «Фотографируют медики» только через восемь лет, в 1980-м.

Это чувство Виктор называет «собственным внутренним фильтром».

— Многие кадры делались с ощущением холода вдоль позвоночника, — рассказывает он, — когда на грани... Так же я снимал в 1969 году Вербное воскресенье в католическом костеле в Глубоком. Почти так же снимал святого Илью в Псково-Печорском в 1963-м. Там верующие и щипали, и толкали до тех пор, пока настоятель не сказал: оставьте его в покое, я ему разрешаю. В монастыре я снимал на цветную пленку Agfa, к сожалению, она пропала в Витебске.

Среди факторов, повлиявших на развитие его творчества, Виктор называет поэзию тех лет, стихи Роберта Рождественского, Андрея Вознесенского, фильмы Тарковского и итальянских режиссеров.

— У меня нет определенной установки, свода правил, которым я бы постоянно следовал. Обычно не хочется каким-то образом стать виновником неприятностей для того, кого ты фотографировал, — говорит он. — Я точно не фотохудожник, у меня другой метод съемки, репортажный. Я любитель. Другой вопрос, что мои работы несколько поэтизированы. На них наслаивается то, что получено из других сфер и что не осознается в момент съемки. Но это действует. Мои фотографии — не чистый репортаж, не слепая фиксация действительности, но и не постановки. Я все-таки жду свой кадр, и если он не складывается, я не снимаю. Образы рождаются из сочетания событий и элементов, попадающих в объектив.

По мнению Виктора, фотография должна что-то говорить человеку, что-то задевать в нем. Наверное, это именно то, что отличает настоящую фотографию?

Текст подготовлен на основе интервью с Виктором Бутрой для фотопортала Zнята